Пространство русского духа

 

Там русский дух… Там Русью пахнет!
Александр Пушкин

Знаменитый «Пролог», впервые опубликованный Александром Пушкиным во втором издании поэмы «Руслан и Людмила» (1828 год), неожиданно вызывает и восхищение, и недоумение современников. Его признают подлинно народным произведением, в отличие от слегка побледневшей поэмы, которая объявляется «столько же русской, сколько и немецкой, и китайской» (Виссарион Белинский). Сходный приговор оглашает и славянофил Николай Полевой: «когда Пушкин издал сию поэму с новым введением, то введение это решительно убило все, что находили русского в самой поэме». Три десятка строк кажутся куда глубже, куда насыщенней по национальной мысли и национальному чувству, чем большая романтическая повесть в стихах:

У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом;
Идет направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несет богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идет, бредет сама собой;
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух… Там Русью пахнет!

Александр Пушкин сочиняет этот «Пролог», находясь в ссылке в родовом сельце Михайловском. Длинными, зимними вечерами он слушает старинные сказки, которые  рассказывает ему няня Арина Родионовна, и самые замечательные, самые «прелестные» из них записывает в большую Черную тетрадь. Центральные образы и мотивы будущего «Пролога» – и кряжистый дуб у лукоморья, и премудрый кот с золотой цепью, и тридцать морских витязей, выходящих на берег – поэт черпает из живого народного предания, созвучного волшебным заговорам и заклинаниям. Здесь устанавливаются  таинственные вехи на пути к  чистому истоку русской истории, русского бытия. «Там русский дух», – указывает Пушкин, и мы соглашаемся с ним, пытаясь в глубине веков разглядеть тот мерцающий круг чудесных образов, который называется «пространством русского духа».

Пространство русского духа – это огромное магическое пространство, пронизанное буйными ветрами и солнечными лучами. Изначально пространству русского духа задается необычайная система координат: небесная высь, морская падь, бескрайняя даль, куда в поисках счастья устремляется витязь, готовый перемещаться в любых направлениях. Известная русская былина про Соловья Будимировича с того и начинается:

Высота ли, высота поднебесная,
Глубота, глубота окиян-море,
Широко раздолье по всей земли,
Глубоки омуты днепровские.

(«Соловей Будимирович»).

Но куда бы ни направлялся герой, он свободно ориентируется в пространстве, поскольку имеет определенную точку отсчета, к которой время от времени возвращается его мысль. Эта точка отсчета обозначается неким островом, неким деревом, неким камнем. Не случайно старинные русские заговоры начинаются с обращения к священному началу: «На море-окияне, на острове Буяне есть бел горюч камень Алатырь, никем неведомый, под тем камнем сокрыта сила могучая». Или: «Есть окиян-море, на пуповине морской лежит Латырь камень, на том Латыре камне стоит булатный дуб». Или: «В чистом поле есть окиян-море, в том море есть Алатырь камень, на том камне стоит столб от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгучая, палючая: я той змее поклонюсь и покорюсь». Отчего мистические устремления древнего славянина обращаются не к какой-нибудь Валдайской возвышенности, обрамленной белыми березами, не к какому-нибудь Волжскому утесу, отрытому речной волной? Отчего материковый народ, каковым издавна считается славянский, беспробудно грезит морем-окияном, островом Буяном, могучим деревом да камнем Алатырем?