Предисловие

Мы очень плохо представляем себе Древнюю Русь. Иным кажется, что Россия вообще начинается только с Петровского времени, а до того царствовала отсталость, азиатчина, полная изолированность от Европы. Другие, чуть-чуть слышавшие об успехе на Западе русских икон, представляют себе допетровскую Русь как деспотическую, имевшую одну только отдушину – церковную жизнь.

Однако, чем больше мы изучаем русскую культуру, тем больше не перестаем удивляться своеобразию русской культуры тысячелетней давности. Поражает, прежде всего, мощь и красота русского фольклора – былин, сохранивших историческую память далеко на Севере о Руси домонгольской; красота русской лирической песни, поражающее, исходящее из глубины души ее искреннее чувство; любовь к природе; богатство и выразительность русского языка; музыка, которую мы еще только начинаем открывать, но уже объясняющая нам расцвет русского музыкального искусства в новое время – Мусоргского, Глинку, Рахманинова и многих других; зодчество, которое Игорь Грабарь считал наиболее выразительным проявлением русского художественного гения. Только-только мы подошли к осознанию того, что за немногими сохранившимися остатками литературы мог бы быть открыт своеобразный и большой пласт литературы, глубокой по содержанию, жгучей по искренности патриотического чувства – чувства, не бахвалящегося своей родиной, а страдающего за нее и даже в победе обращающегося, прежде всего, к памяти погибших.

Евгений Лукин избрал для своих переложений три произведения – «Слово о полку Игореве», актуальность которого для нашего времени несомненна, «Задонщину», являющуюся как бы ответом на «Слово», и близкое «Слову о полку Игореве», написанное в той же образной системе «Слово о погибели Русской земли», выдержанное в традициях народных плачей. Все три произведения представляют собой единый цикл, удивительнейшим образом объединивший собой век двенадцатый, тринадцатый и четырнадцатый.

Почему Евгений Лукин не удовлетворился научными переводами этого трехвекового цикла, а обратился к поэтическому его переложению? Поэтическая система древнерусской литературы далеко не проста для понимания. Евгению Лукину захотелось приблизить эти произведения к нашему времени, сделать их более «современными» в той мере, в какой допускала это сама содержательная ткань произведений. Порадуемся же еще одному переложению на язык современной поэзии – поэзии древнерусской. Обращение к прошлому во всех случаях свидетельствует о росте исторического самосознания народа, а это так важно, потому что еще так недавно мы все были погружены к самоунижение и сомнения.

Д.С. Лихачев,
действительный член Академии наук

*  *  *

Стихотворное переложение Евгением Лукиным «Задонщины» очень хорошее. Оно заслуживает высокой оценки и как поэтическое произведение, и как очень бережный и близкий перевод древнерусского текста «Задонщины». Считаю, что этот перевод лучше всех имеющихся на сегодняшний день поэтических переложений «Задонщины».

Л.А. Дмитриев,
член-корреспондент Академии наук

*  *  *

«Слово о полку Игореве» – поразительный по своей притягательности памятник. Прошло более двухсот лет со дня первого издания «Слова», и за эти два столетия появились не только многочисленные переводы памятника на десятки языков мира, но более пятидесяти переводов на современный русский язык. Каждый переводчик лелеял надежду, что его перевод окажется лучше предшествующих, что ему удалось найти более точные эквиваленты древнерусским речениям, что он сумел тоньше передать особенности поэтики памятника. Переводы множатся, а желанного совершенного перевода, который бы удовлетворил самых взыскательных критиков, все нет и нет. Да и может ли он быть? Даже если исключить пресловутые «темные места» – слова и фрагменты «Слова», смысл которых нам все еще не ясен – окажется, что всякий перевод его субъективен: памятник содержит столько смысловых значений и оттенков, которые играли всеми красками лишь в ту далекую эпоху. Как веселая рыбешка, выхваченная из воды, задыхается у вас в руках, так и «Слово» полнокровно жило лишь в кругу современников автора, а мы видим его все же отстраненным взглядом.

Вот поэтому, наряду со стремящимися к буквальной точности переводами, сопровождаемыми чаще всего обширными и дотошными комментариями, стали появляться и переложения «Слова», не претендующие на пословную точность, но выполняющие не менее важную задачу – приблизить древний текст к читателю девятнадцатого, двадцатого, а теперь уже и двадцать первого века, как бы рассказать своими словами о тех же событиях, чувствах, обуревавших его героев, о которых повествовал памятник.

В ряду этих переложений – и, надо сказать, как одно из наиболее удачных – предстает перед нами и переложение Евгения Лукина. Словно для того, чтобы подчеркнуть свое право не на формально буквальное, а на самобытное, индивидуальное прочтение «Слова» (ведь перед нами не перевод, а именно переложение), Евгений Лукин даже пошел на рискованный эксперимент (впрочем, у него были именитые предшественники – знаменитый историк С.М. Соловьев и академик Б.А. Рыбаков), введя в состав «Слова» другой блестящий памятник древнерусской литературы – «Слово о погибели Русской земли», поэтикой и пронзительным чувством любви к земле Русской так напоминающий «Слово о полку Игореве».

Переложения «Слова» и поэтического рассказа о Куликовской битве, написанного под влиянием «Слова», – «Задонщины», осуществленные Евгением Лукиным, не стремятся что-то по-новому истолковать в этих памятниках. Их задача в другом – силой поэтического обаяния убедить читателя в том, что литература Древней Руси не сухой «предмет» вузовского или школьного преподавания, не просто глава или раздел в курсе истории литературы, а страница нашей с вами духовной биографии, история наших прадедов с их радостями и горестями, победами и поражениями, с их домашним и общинным бытом. Это далекое, пусть не всегда понятное, но это наше, родное.

Так пусть же книга переложений, созданных Евгением Лукиным, станет еще одной (а может быть и первой!) ступенькой в вашем приближении к богатому духовному миру наших предков.

О.В. Творогов,
доктор филологических наук,
зав. сектором древнерусской литературы
ИРЛИ Академии наук (Пушкинский дом)