Евгений ЛУКИН

ИЗБРАННОЕ

Вифлеемская звезда

ПОСЛЕДНЯЯ ЭКЛОГА

По мотивам «Pollio» Вергилия

Синяя муза Сиканского плеса,
О чем твоя лебединая песня?
Не всякому люб речной тамариск.
Петь собор златоверхого леса –
Это достойно царей и цариц.

«Идет последнее столетье стали, –
Вещунья Куманские книги листает, –
А там – золотая вереница веков».
Уже возвращается святая Дева,
Возвращается мудрый строитель садов.

Уже с вершины хрустального неба
Спускаются люди нового века.
Только ты, пречистая луна,
Огради силою своего света
Отрока, рожденного до утра.

Он явится – в мгновение ока исчезнут
Те, кто сделан из гвоздей железных:
Придут облаченные в сияющую злать.
Уже повелевает на земле кудесник,
Способный все видеть и все знать.

Скоро настанет прекрасное время:
Дни потекут, как вешние реки,
Сокроется след последнего греха
И эту веселую милую землю
Надолго покинут горе и страх.

И будет час, когда ты, отрок светлый,
Узришь небесный круг заветный,
Где святые лики, божественная любовь.
Мир воцарится во всей вселенной,
Воцарится добрый закон отцов.

Лемех заржавеет у темного болота:
Сама земля научится работать,
Тебе отдавая благодарный труд –
Змейчатый плющ, царственный лотос,
Веселый золотарник и целебный маун.

Стадо домой возвратится поздно:
Матерый волк, притаившийся в росах,
Не осмелится натворить бед.
Молоком горшок наполнится козьим
И цветы обовьют твою колыбель.

Чистый воздух над домом синеет.
Не станет на свете Великого змея –
Исчезнет в бездне: сера и дым.
Пожухнет на лугу отравное зелье,
И зацветет ассирийский амом.

А ты читаешь древнюю книгу
О славных делах и подвигах великих.
Колос роняет зерен медь,
Краснеет виноград в терновнике диком,
Из дуба струится росистый мед.

И приснится тебе старинный сон,
Как ладья бороздит открытое море,
Зазубренный якорь ложится на дно,
Бревенчатые срубы окружают город,
Железный плуг распахивает холм.

А значит, все опять повторится:
Другой корабль Арго растворится
В синеватой Эгейской мгле,
Другая Троя заключит царицу,
Другой Ахиллес обнажит меч.

Когда ты возмужаешь, светлый отрок,
Торговое судно станет на взморье:
Со временем корабельная сосна
Выветрит запахи горькой соли,
Розового масла и хеосского вина.

Ибо везде на земле будет достаток:
Пахарь оставит на борозде суковатку,
Развяжет на вые воловьей ярмо,
А поутру молодой виноградарь
Не срежет криворезом алую гроздь.

И овчар теперь не натрудит руки:
По-иному красятся нежные руна –
Его отара пасется вдали,
Блистая то багрецом пурпурным,
То золотистым шафраном своим.

Жужжит веретено, кружится преслень,
Три сестрицы поют урочную песню:
Скорей распускайте вековую нить.
Уже близится, отрок, день чудесный –
Золотой венец приимешь ты!

Уже удаляются видения ночи,
Мантуанский призрак, стихи эклоги,
Охрипший голос, скрип крыльца…
А на далеком востоке восходит
Светлая Вифлеемская звезда.

КРЕЩЕНИЕ ВЛАДИМИРА

Русская легенда

Это было в солнечной Тавриде.

Весь народ на пристани собрался

Встретить византийскую царевну –

Дочь багрянородного царя.

Впереди на княжеском престоле,

Ожидая царскую невесту,

Восседал великий князь Владимир –

Повелитель русов и славян.

Вот корабль к берегу причалил,

И по сходням низошла царевна,

А за ней светился на хоругви

Образ Богородицы самой.

И такая благодать струилась,

И такое веяло сиянье,

Что ослеп великий князь Владимир

От Ее небесной красоты.

И в сердцах воскликнул повелитель:

«Здравствуй, Анна – милая невеста!

На тебя не чаю наглядеться:

Прелестью твоей я ослеплен».

Но в ответ промолвила царевна:

«Не моя краса тебя сразила!

Ты незрячим пребывал от века,

Но сегодня будешь исцелен».

И перстом царевна указала

На высокую святую гору,

Где стояла Корсунская церковь,

Древним осененная крестом:

«Там ты исцелишься от недуга,

Если примешь светлое крещенье,

А не примешь светлого крещенья,

Навсегда останешься во тьме!»

Медленно Владимир поднимался

На высокую святую гору,

Сослепу о камни спотыкаясь,

Разбивая ноги до крови.

И, ступив на мраморные плиты,

Преклонил пред алтарем колени

И в слезах покаялся Владимир

В страшных прегрешениях своих.

И епископ корсунский с попами,

Огласив, крестил слепого князя,

Трижды искупав его в купели

С чистой освященною водой.

А затем он возложил десницу

На его невидящие вежды,

И прозрел великий князь Владимир:

«Истинного Бога я узнал!»

И, покинув Корсунскую церковь,

Вышел князь на воздух просветленным:

В нем любовь иная пламенела

И огонь иной горел в очах.

Жениха поцеловала Анна:

«Бог тебя отныне обращает

Совершить благочестивый подвиг –

Просветить и русов, и славян».

И велел великий князь Владимир

Сокрушить на капищах болванов,

А взамен воздвигнуть Божьи храмы

И народ подвластный окрестить.

И тотчас над Русскою землею

Вострубили ангельские трубы,

Слово всеблагое воссияло,

Иисус Христос возликовал.

КСИЛУРГИЙСКИЙ СКИТ

Поэма

Пролог

Среди синего моря – Святая гора,

Золотой вертоград Царицы Небесной,

Где родник не скудеет любви и добра,

Где не гаснет светильник веры чудесной.

Каждый камень здесь дышит молитвой святой,

И творит каждый куст псалом благодарный.

И стремится душа в вертоград золотой

Под покров Богородицы лучезарный.

Герасим,

игумен Русской обители Ксилургу на Афоне

В тот год, когда над Русскою землею

Труба апостольская вострубила

И Слово воссияло в небесах,

Сподобился великий князь Владимир

Призвать любимца плотницкого братства

И на Святую гору отрядить:

«Там, на Афоне, доблестный строитель,

Настало время возвести обитель

По древним византийским образцам.

Пусть станет мастерская древодела

Нам родиной монашеского дела –

Отчизной первым русским чернецам».

Исполнилось благое порученье,

И на лесном Афонском косогоре

Воздвигся деревянный Русский скит.

И греческие каменщики вскоре

Его с почтеньем Ксилургу назвали –

По-русски это значит Древодел.

Хор

Пусть в веках стоит

И завет хранит

Ксилургийский скит –

Первый русский скит.

Антипа,

паломник

Подвизался смалу пастушком

Не за плату, а во славу Божью.

И, благословясь, пошел пешком

К светлому Афонскому подножью.

По примеру нищего Христа

Странничал, молясь о жизни вечной,

И была молитва принята –

Благодать в моей суме заплечной:

Только хлеб да чистые холсты,

Книга книг да образок Спаситель.

Обойдя афонские скиты,

Постучался в Русскую обитель.

Я пришел из Любеча сюда

Научиться кроткому безмолвью,

Радости молитвы и труда.

Я пришел из Любеча с любовью.

Герасим,

игумен Русской обители Ксилургу на Афоне

(постригает Антипу в монахи)

Крестное свершая постриженье,

Нелегко монаху имя дать –

Наложить иное отраженье

И судьбу иную начертать.

Но, твое величие провидя,

Ныне я тебя именовал

Именем того, кто в Фиваиде

Первую обитель основал.

Был пустынножителем Антоний,

И среди египетских камней

Сатанинский искус скорпионий

Побеждал молитвою своей.

Шли паломники к вертепам диким

Поклониться святости его.

Был Антоний истинно великим

Пастырем монашества всего.

Богородица

(обращается к игумену Герасиму)

Когда яриться буря перестала,

Ожесточенью положив предел,

Моя ладья к Святой горе пристала,

И Я ступила в собственный удел.

Открылся взору край простолюдина.

«О, как блаженны, – Я пришла сказать, –

Те, кто живет по заповедям Сына, –

Пребудет с ними Божья Благодать!»

И с той поры насельники удела

Здесь обитали как на небеси.

А ныне Мною греза овладела,

Что церковь просияла на Руси.

Как будто бы Антоний чудотворный

Вернулся со Святой горы домой

И выстроил нагорный храм соборный,

И двери распахнул передо Мной.

Антоний,

инок Русской обители Ксилургу на Афоне

(покидает скит, направляясь в Русскую землю)

Прощай, Ксилургийская келья!

Прощай, Богородицы храм!

Святые скалы и ущелья,

Молитвенно кланяюсь вам.

Мне глас обозначил небесный

Дорогу на Русь прямиком,

Где должен воздвигнуть чудесный

Для Божией Матери дом,

Затеплить светильники веры

И ввысь воскурить фимиам.

Отверзтесь, варягов пещеры!

Восстань, Богородицы храм!

Хор

Ты – звезда божественного свода,

Украшенье русского народа,

Радуйся, Антоний преподобный,

Ксилургийского скита молчальник,

Русских чернецов первоначальник.

Эпилог

Владимира свершилось предсказанье:

Над родиной – божественный Покров,

Святой горы небесное посланье,

Благословенье русских чернецов.

РАДОНЕЖСКАЯ ОРАТОРИЯ

Либретто

Пролог

Слава Господу за все дела,

Что прославят трисвятое имя!

Он и жизнь, что вечна и светла,

Он и вера, что неколебима.

Ради Господа крестились мы,

Им живем и существуем ныне!

Он явил нам светоч среди тьмы –

Старца Радонежского в пустыне.

Мы влачились непроглядной тьмой

По неведомому бездорожью,

Но взошла над Русскою землей

Светлая звезда во славу Божью.

Господи, мы славим Твой завет,

Дар мы славим Твой светоблистанный:

Отче Сергий – путеводный свет,

Навсегда стране полночной данный.

Сцена первая

ЛИТУРГИЯ

Весна 1314 года от Рождества Христова. Русская земля – под иноземным игом. Русские города и веси платят тяжкую дань ордынским ханам, а иногда подвергаются опустошительным набегам. Жители Ростова Великого, собравшись на богослужение в Успенском соборе, просят Господа защитить от жестоких нападений степняков и ниспослать благодать мирной жизни и преуспеяния. В притворе Успенского собора молодая боярыня Мария молится о благополучном разрешении от бремени. Неожиданно младенец в ее утробе трижды оглашает храм криком. Стоящие рядом купеческие и посадские женки приходят в ужас. После службы напуганная Мария обращается к иерею Михаилу за разъяснением непонятного чуда. Иерей предрекает, что родившийся младенец со временем станет слугой Святой Троицы.

Иерей Михаил

(торжественно)

Воскресенье, литургия,

Белокаменный собор.

Песнопения благие,

Чистоты сердечной хор.

Хор

Небесный царь, распятый

В урочный час,

Помилуй, Боже Святый,

Помилуй нас!

Мария

На Тебя уповаю, Богомати!

Даруй и мне благодати,

Которую просят девы –

Бедные дщери Евы.

Даруй разрешиться от бремени

Благополучно, ко времени,

Чтобы младенец под сердцем моим

Возглаголил словом благим.

Хор

Слышит плач святая Богородица,

Сходит со своих кругов небесных,

У ворот становится крещеных,

Утешает скорбных от печали,

Исцеляет скудных от болезни,

Избавляет рожениц от смерти,

А младенцам дарит первый крик.

Посадская женка

(обращаясь к соседке)

Ты слышала младенческий крик в притворе?

Купеческая женка

(прикладывая ладонь к уху)

Младенческий крик? В соборе?

Посадская женка

Уж не Мария ли принесла?

Вон стоит – ни жива, ни мертва –

В просторном опашне голубом,

Расшитом шелковым шитьем.

Купеческая женка

(подступая к Марии)

А ну, Мария, опашень распахни,

Дорогие узорочья отогни!

Мария

(плача)

Знайте обе:

Есть у меня ребенок,

Но не за пазухой, а в утробе!

Это он кричал спросонок.

Купеческая женка

(в страхе отступая)

Чудес не бывает! Чудес не бывает!

Каждый ведает, каждый знает:

Река вспять течение не обращает,

Младенец в утробе не вещает.

Посадская женка

(закрыв лицо руками)

Несчастная Мария!

Кто ж у тебя народится?

Хор

Небесный Царь, распятый

В урочный час,

Помилуй, Боже святый,

Помилуй нас!

Мария

(обращаясь к иерею)

Батюшка преподобный,

Отчего этот крик утробный?

Страхом объятая, трепещу –

Ответа ищу.

Иерей Михаил

(радостно)

Радуйся, благочестивая мати,

Воздалось и тебе благодати.

Ибо младенец, тебе данный, –

Драгоценный сосуд, от Бога избранный,

Грядущий небесного духа воитель,

Святой Троицы и слуга, и обитель.

Сцена вторая

БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Сын боярыни Марии – светлый отрок, посланный искать сбежавших с пастбища лошадей, встречает под высоким дубом святого старца, подобного ангелу. Отрок обращается к нему с мольбой ниспослать дар чтения, чтобы разуметь Священное Писание. Старец вручает юноше святую просфору, вкусив которую тот сразу обретет этот чудесный дар. Прощаясь, старец благословляет отрока на возведение церкви во имя Святой Троицы.

Отрок

Высота небесная,

Глубокие омуты,

Русь безбрежная,

Чащи темные.

Куда идти? Не ведаю.

Кому поплакаться?

Кони привередливые

Убежали с пастбища.

Где искать пропащих?

Где искать заблудших?

Темные чащи,

Темные души.

Хор

Только в чаще мглистой

Неземное чудо –

Чистый, золотистый,

Ясный свет откуда?

Под сенью дубравной

Во вретище убогом

Старец достославный,

Ангелоподобный.

Старец

(обращаясь к отроку)

Что ищешь, отрок, на земле,

Блуждая в невечерней мгле?

Стремясь в незнаемую даль,

Ты можешь встретить лишь печаль,

А можешь и вблизи найти

К великой истине пути.

Отрок

Наставь невежду, отче,

На верные пути

И мысленные очи

Глаголом просвети.

Напрасно я внимаю

Глаголице небес.

Никак не понимаю

Начертанных словес.

Старец

(протягивая отроку просфору)

Вкуси просфору святую –

Благодатный хлеб познанья,

И высь постигнешь неземную

Священного Писанья.

Отрок

Как мед, просфора святая,

Любая сладка крупица.

Уже и пчела золотая

Спешит к устам прилепиться.

Старец

(благословляя отрока)

О, светлый отрок радонежский!

Провижу, что тебе суждено

Приять глагол – меч духовный,

Ризу спасения и броню правды.

Благословляю тебя, светлый отрок,

Повести за собой иных

И в пустынных лесах возвести

Крепкую духовную твердыню

Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.

Сцена третья

СВЯТАЯ ОБИТЕЛЬ

Среди дремучих лесов Сергий воздвигает деревянную церковь во имя Святой Троицы и срубает одинокую келью. Со временем сюда устремляются иноки из соседних монастырей, чтобы вместе с Сергием молиться за несчастную Русскую землю. Приходят сюда и поселяне поклониться Сергию, о чудесах которого много слышали. Однако жизнь в новой обители сурова: порой не хватает даже хлеба. Не все выдерживают тяжкие лишения. Голодная братия просит Сергия отпустить странствовать и просить милостыню на дороге. Сергий увещевает иноков словами из Евангелия. В это время у ворот обители останавливается повозка, полная хлебов. Иноки падают ниц перед Сергием и каются в том, что сомневались в его святости.

Поселянин

От луга и до лога,

Где чистый студенец,

Блаженная дорога

Ведет на Маковец.

Угрюмый ельник дикий

Пускай стоит окрест,

Воинственные пики

Вздымая до небес.

Зато в дали духовной

Мерцает, как мечта,

Свет маковки церковной

Да искорка креста.

Тут всякая тревога

Развеется вконец.

Блаженная дорога

Ведет на Маковец.

(стучит в ворота)

Привратник

Входи, Божий странник,

В дом Святой Троицы.

Поселянин

Я слышал, что здесь в обители

Живет чудотворец и целитель,

Кто силою креста Божьего

Исцелил бесноватого вельможу,

Кто силою слова Господнего

Воскресил младенца усопшего,

Кто в логе молитвой святою

Студенец отворил с живой водою.

Привратник

Едва ли думал наш строитель,

Когда возводил святую обитель,

Что народ в пустыню далекую

Тропу проторит широкую.

Хор

Пресвятая Троица,

Твой строитель праведный

Строил церковь стройную,

Строил церковь славную –

Твердыню православную.

Строил церковь вечную,

Богу подвенечную,

Строил в дебрях дальних,

Девственных, печальных

Твердыню вековечную.

И медведь аркуда

Приходил, свирепый,

Ожидая чуда,

Ожидая требы –

Краюшки хлеба.

И свершилось главное:

Вознеслась над дебрями

Церковь светоглавая,

Богу благоверная,

Твердыня правоверная.

Поселянин

Где же строитель этого чуда,

Которому повинуется и аркуда?

Где же этот князь величавый,

Покрытый божественной славой?

Чай, сидит себе на троне

В своей золотой короне,

Собирая плоды воздаянья –

Всенародного почитанья?

Привратник

(обиженно)

Нет, наш Сергий – кроткий, нищий.

Вон лебеду собирает для пищи.

Поселянин

(с удивлением)

Неужели вон тот – убогий,

Что полет огородные гряды?

На нем и хитон – ради Бога,

И ряса на нем – Христа ради!

Св. Сергий

(кланяясь поселянину)

Что, благочестивый,

Ищешь, человек?

Никакого дива

Нет у нас вовек.

Нет у нас рачины.

Всюду нищета:

Свечечки – лучины,

Книги – береста.

Нет и малой меры

Масла для лампад…

Но ты ищешь веры,

И тебе я рад.

Иноки

(вдруг предстают перед св. Сергием)

Отче Сергий, многие

Там и тут

Иноки убогие

Вопиют.

Нет у нас терпения

Голодать.

Нет у нас смирения

Умирать.

Молим из обители

Отпустить

На дороге милости

Попросить.

Св. Сергий

(читает Евангелие)

Взгляните на птиц небесных!

Они ни сеют, ни жнут,

Ни собирают в житницы,

Но Господь Бог питает их!

Неужели вы хуже язычников,

Что только и ищут, что поесть.

Ведь Господу Богу ведомо,

Что вы имеете нужду во всем.

Не заботьтесь о завтрашнем дне:

Он сам позаботится о своем.

Привратник

(прибегает к св. Сергию в изумлении)

Отче Сергий, благослови!

Силой твоей молитвы,

Силой Божьей любви

Стала пред вратами

Повозка с дарами.

Поселянин

(падает на колени пред св. Сергием)

Был я невежей, Господи,

Был я слепой.

Ныне прозрел я, Господи:

Сергий – святой!

Иноки

Сергий – святой!

Сергий – святой!

Сцена четвертая

ЯВЛЕНИЕ БОГОРОДИЦЫ

Ночью в Троицкую церковь, где молится святой Сергий, врываются бесы в островерхих шапках и начинают сатанинские пляски на амвоне. Страстной молитвой, обращенной к Богородице, Сергий изгоняет нечисть из храма. В освобожденную церковь неожиданно нисходит Богородица и обещает святому быть небесной заступницей Русской земли от всех ее врагов.

Св. Сергий

(молится в церкви)

От сна восстав, благодарю

За милость, Троица Святая,

Что слышишь Ты печаль мою,

Мольбе о родине внимая.

Молю я ныне: просвети

Мои заплаканные очи,

Чтоб доставало им цвести

Среди глухой ордынской ночи,

Чтоб, чистым сердцем возлюбя

Родную Русь – мою державу,

Я смог бы воспевать Тебя,

Твою божественную славу.

(неожиданный шум в церкви)

Хор

Что за грохот? Что за звон?

Кто там рвется на амвон

В островерхих шапках?

Изрыгают бесы смех,

Лапки вскидывают вверх,

Вертятся на лапках.

Бесы

(пляшут и хохочут)

Ха-ха-ха!

Вот такая сказка:

На амвоне пляска

Глянь, глянь, глянь!

От такого пляса

Вострепещет ряса –

Рвань, рвань, рвань!

От сосновой свечки

Дымные колечки –

Вонь, вонь, вонь!

Шел бы ты, Сергий,

Шел бы ты из церкви –

Вон, вон, вон!

Зря ты стенаешь,

Зря ты взываешь:

Русь, Русь, Русь!

Русь не восстанет,

Но в геенну канет –

Пусть, пусть, пусть!

Ха-ха-ха!

Св. Сергий

(молится Богородице)

Пречистая Дева,

Пресвятая Богородица,

В этот грозный час

Силу сатанинскую,

Ненависть ордынскую

Отведи от нас.

Будь нам Покровительницей,

Будь нам Молитвенницей,

Заступницей будь!

И к небесным пажитям,

К землям хлебопашным

Устреми наш путь.

Хор

Твоя молитва, о Сергий,

Владеет даром святым:

Исчезают бесы как сера,

Исчезают бесы как дым.

А сверху, в лучах небесных,

Нисходит с кругов своих

Чудесная из чудесных,

Святейшая из святых!

Божественная крылатость,

Сияющая благодать,

Нисходит на землю радость –

Пречистая Божия Мать.

Богородица

(обращаясь к св. Сергию)

Я пришла посетить тебя,

Чтобы ты ни о чем не скорбел.

Донеслась молитва твоя,

Ты о будущем порадел:

Изобильна твоя отчизна,

И пребудет такою присно,

Велика и прекрасна Русь,

И пребудет такою пусть.

Я покрою ее покровом

В полуночном краю суровом,

Защищу от любых врагов

Навсегда – на века веков.

Св. Сергий

(с удивлением)

Отворяю ворота красные:

Там птицы поют райские.

И всюду такое сияние,

Как будто солнцестояние.

Сцена пятая

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ДМИТРИЙ

До Москвы долетает страшная весть – на Русь движется степная Орда хана Мамая. Великий князь московский Дмитрий приезжает в Троицкую обитель за благословением на битву с врагом. Святой Сергий предрекает ему победу и дает в помощь двух иноков – Пересвета и Ослябю. Великий князь Дмитрий призывает воинов смело сразиться с ордынцами. Русские полки выступают в поход к Дону. Их провожает великая княгиня Евдокия, причитая на московском забрале.

Хор

С моря сильные тучи летят,

Будто грозные черные птицы:

В них кровавые зори горят,

В них стальные сверкают зарницы.

Уже слышится грохот телег,

Завывания волчьи в тумане.

Замышляя коварный набег,

Это к Дону спешат басурмане.

Только вороны грают кругом,

Только злобные лают собаки…

А притихшая Русь – за холмом,

А притихшая Русь – в полумраке.

Князь Дмитрий

(в келье св. Сергия)

У Мамая степная орда

Велика и могуча:

То навалится, как беда,

То нагрянет, как туча.

Беспощаден и жаден Мамай –

Все-то мало собаке:

До последней полтины отдай,

До последней рубахи.

Уж терпеть униженья невмочь,

И промолвить нетрудно:

До свиданья, ордынская ночь!

Здравствуй, русское утро!

(обращается к св. Сергию)

Благослови нас, отче

На правый, священный бой

Во имя родимых отчин,

Во имя Руси Святой.

Св. Сергий

(благословляя Дмитрия)

Будет страшная брань,

Будет страшная кровь.

Но крепка Божья длань

И святая любовь.

На просторе небес

Божий знак ты узришь

И воздвигнешь свой крест,

И засим – победишь!

(вручает схимы инокам Пересвету и Осляби)

Пересвет и Ослябя, Господь вас хранит!

Не кольчуги – наденьте нетленные схимы!

Пусть в сражении крест супостата разит,

Пусть хоругви поднимутся, непобедимы!

Князь Дмитрий

В поход собирайся, русич!

Кольчугу и меч доставай!

Вставай, Ярославль и Углич!

Коломна и Муром, вставай!

Вставай, Владимир и Суздаль!

Вставай, Кострома и Ростов!

Поверь в богатырскую удаль,

Святую победу готовь!

Хор

Всюду трубы трубят золотые,

Всюду бубны военные бьют.

Реют бранные стяги святые

И к великому Дону ведут.

Княгиня Евдокия

(провожая русские войска)

На древнем забрале,

На самом юру

В великой печали

Стою поутру.

Не высказать горя,

Кручины-тоски.

В кровавые зори

Уходят полки.

Уходят сражаться

За веру, за Русь.

О русские рати,

За вас я молюсь!

Сцена шестая

КУЛИКОВСКАЯ БИТВА

На Куликовом поле сходятся две рати – Орда хана Мамая и полки великого князя московского Дмитрия. Битву предваряет поединок русского инока Пересвета и ордынского богатыря Челубея. Схватка заканчивается гибелью обоих бойцов. Начинается сражение, и поначалу ордынцы берут верх над русскими ратниками. Неожиданно над полем битвы появляется лучезарный образ Георгия Победоносца. Вдохновленный его явлением, великий князь Дмитрий вздымает грозный меч и бросается в битву. Русские ратники бесстрашно следуют за ним. Ордынцы в панике бегут с поля боя, бросая оружие. Русские торжествуют победу. Великий князь Дмитрий, став на костях на поле Куликовом, оплакивает павших.

Хор

Две рати сошлись на великом Дону:

Одна, словно грозная туча, темна,

Другая подобна заре восходящей,

Одна затаилась во тьме, как луна,

Другая лучистой рекою струится –

Так Божия Мать осеняет ее.

(труба возвещает начало битвы)

Челубей

(выезжает на поединок с Пересветом)

Мой дом – степь.

Мой бог – смерть.

Мчу сквозь даль,

Бью сквозь сталь.

Смел был враг –

Стал пыль, прах.

Плачь, рус, вой:

Я рвусь в бой.

Дробь конь бьет.

Кровь рот пьет.

Хруст рук груб.

Рус, ты труп.

Пересвет

(вступает в схватку с Челубеем)

За тобою – тьма,

А за мною – свет,

Потому меня

Кличут Пересвет.

За тобою – хан,

Запад и восток,

За тобой сто стран,

А за мною – Бог.

Ослябя

Свершился поединок!

Судил суровый Бог,

И радонежский инок

В ковыль дремотный лег.

Врага в бою повергнул,

И вот лежит – убит,

И свет над ним померкнул

От плачущих ракит.

Хор

И вступает князь Дмитрий в стремень,

И мечом призывает: на битву!

А над ним светит солнце весь день

И Архангел творит молитву.

Загремели о шлемы клинки

И щиты застучали навстречу.

У Непрядвы – у русской реки

Завязалась жестокая сеча.

Отовсюду с кровавых полей

Доносились тяжелые стоны

Умирающих русских князей,

В беспощадном бою посеченных.

Воцарилась такая грусть

И такая кручина настала,

Будто осиротевшая Русь

Вся заплакала, запричитала.

Воеводские жены

(стоя на крепостной стене)

О Москва! Ты быстра и светла,

Ты и к морю течешь напрямую,

Но зачем ты мужей унесла

В приграничную землю степную?

О князь Дмитрий! Постой за страну,

Чтоб поганые к нам не ходили,

А то наших мужей на Дону

Эти рати уже утрудили!

Князь Дмитрий

(восклицая)

Был прав игумен Сергий!

Я вижу в вышине:

Летит святой Георгий

На белом скакуне.

Несется он по небу,

Копьем врага разя,

И светится победа

На острие копья.

Ослябя

(с восхищением)

Вскинул князь острый меч

И воздвигнул шелом,

Чтобы рати увлечь,

В бой рванулся с врагом.

И взметнулись клинки

Над ордой степняков,

И слетели значки

Со стальных шишаков.

И, бросая обоз,

Кинулись степняки

Прочь от русских берез,

Прочь от русской реки.

Русские князья

(после битвы)

Ныне русская слава

Летит высоко!

Ныне русское слово

Гремит далеко!

Ныне княжии грозы

По странам идут,

Ныне княжии слезы

По павшим текут.

Князь Дмитрий

(став на костях, на поле Куликовом)

Удалые сыны русские!

Положили вы главы свои

За веру христианскую,

За святые Божии церкви,

За землю Русскую.

Простите меня, братья мои,

И благословите в этом веке

И в будущем.

ЭПИЛОГ

Одержав победу на Куликовом поле, великий князь Дмитрий приезжает в Троицкую обитель, чтобы поблагодарить святого Сергия за благословение на битву и предсказанную победу над врагом. Святой Сергий и князь Дмитрий завещают будущим поколениям крепить единство святого креста и доблестного меча во славу свободной Русской земли и духовного торжества Православия.

Князь Дмитрий

Благодарю тебя, отче!

Силою, данною свыше,

Ты возвещал о победе нашей

Над гордыми ордынцами,

Алчущими Русь опустошить

Огнем и мечом.

Благодарю тебя, отче!

Двух монахов могучих

От своего иноческого лика

Дал ты в помощь на супостата,

А сам, денно и нощно молясь,

Победу над Ордою сотворил.

Благодарю тебя, отче!

Боготечная пресветлая звезда,

Ты украсил небо церковное,

Осенил победу великую

Святого креста и доблестного меча

Во славу Русской державы.

Св. Сергий

Как свет сойдется клином,

Так волею небес

В служении едином

Сойдутся меч и крест.

Одну приемлю меру,

О ней одной молюсь:

Кто защищает веру,

Тот защищает Русь.

И мы с тобой по чести,

Одну глаголем речь,

Чтоб воссияли вместе

Святые крест и меч.

Св. Сергий и князь Дмитрий

(вместе)

Одна у нас молитва,

Одна у нас мечта,

И Русь одна, и битва

За Господа Христа.

Хор

Пылает свеча посредине

Алтарного полукруга

Во имя Отца и Сына,

Во имя Святого Духа.

На битву идет дружина,

И друг постоит за друга

Во имя Отца и Сына,

Во имя Святого Духа.

Избавит русская сила

Отчизну от злого недуга

Во имя Отца и Сына,

Во имя Святого Духа.

И вновь расцветет Россия

Цветами духовного луга

Во имя Отца и Сына,

Во имя Святого Духа.

КОСТЕР АМАСИЙСКИЙ

Поэма

Пролог

Я открываю древнюю книгу:

Ее обложка – небесный бархат,

Ее страницы – пух лебяжий,

Слова – откровение Стефана,

Буквы – азбука зырян.

Эту книгу читать – не перечитать,

Думать – не передумать,

Ибо мысль острее луча звезды,

Звук дольше стрелы, летящей в день,

А сама книга – неопалимая купина.

И слышу, как трещат поленья,

Возгорается костер подо мною,

А я забочусь о костровых порученцах:

Достаточно синего ветра?

Достаточно сухих дров?

Ветер дует с Черного моря,

Ветер дует с Белого моря,

Распаляется костер Амасийский,

Сверкают кипарисовые ветви,

Лижет пламя ноги и ладонь.

А, а, а!

Я – черный алмаз и пепел,

Зола, которой солят землю,

Я легче лебяжьего пуха,

Нежнее небесного бархата.

Остановитесь, я сгорел.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Эйрик Кровавая секира

(подходит к зырянской кумирнице)

Умеющий держать в руках молнию битвы,

Умеющий резать руны на роге зубра,

Умеющий варить волшебную брагу,

Эгиль выкупил свою голову

За песнь.

Я не сжег его огнем железной вьюги –

Это не королевское дело:

Поэты и так перережут друг друга.

Я подарил ему пурпурную накидку

На память обо мне.

А сам наточил сталь сильной секиры,

Начертил путь Лютому змею,

Вздыбил коня белого паруса,

Чтобы найти жар воднолука –

Закамское серебро.

В священной роще дымится кумирница:

У биармского болвана лежат кости

Рысьи, медвежьи, оленьи –

Знать, вчера здесь молились зыряне,

Проливали кровь.

А болван блестит золотыми подвесками,

Укутан соболиными мехами –

Это стоит дороже трех волков мачты,

Несущихся по Греческому морю

В зеленую даль.

Варяги

Эй, в земле биармского болвана

Зарыты несметные сокровища –

Жар воднолука! Жар воднолука!

Эйрик Кровавая секира

Бросайте жар в цареградскую чашу –

Он принадлежит мне!

Эгиль, сын Грима Лысого

Вы роете священную землю,

Как лисицы или дикие собаки,

У вас под ногтями жир оленя,

Жертвенная кровь горностая,

Чешуя серебристой плотвы.

Вы разоряете чужое капище

И не ждете никакой отместки,

Никакого возмездия?

Эйрик Кровавая секира

Все, что делается мною, – свято!

Варяги

Амен!

КАРТИНА ВТОРАЯ

Герасим,

епископ Коломенский

Был прав блаженный устюжанин:

Мария родила учителя речи,

Строителя зырянской азбуки.

Сбывается ветхое пророчество:

«Новые заговорят языки!»

А кто бы мог подумать:

Отрок, возжигающий лампады

В темной устюжской церкви,

Поднимется к престолу Слова,

Станет у подножия Его!

Он сызмальства хаживал

К рыбарям, что торгуют белугой,

Жгут огни на ночной пристани,

Рассказывают зырянские сказки:

«Бобэ, бобэ, кытче ветлын?»

В кафедральном соборе Ростова

Он стоял на коленях и слышал,

Как шуят зеленые хвои,

Говорят небесные звуки:

Джои, зато, черы, шуян.

И помнил чернец, как святцы,

Не смаговницей, не пращою –

Словом божественным света,

Словом божественным правды Строится крепкая Русь.

(обращается к Стефану)

Сослужебник нашего смирения,

Облекись во всеоружие Божье:

Приими глагол – меч духовный,

Шлем спасения и щит веры,

Раствори солью слово свое.

С Богом!

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Пам,

зырянский волхв

(на берегу реки)

Мой край – серебряная Вычегда

И ты, Печора ледяная!

Волна прозрачный жемчуг выплеснет

На берег пермского Китая

К ногам последнего волхва.

Где в роще спит варяг разбойный,

Где темен гул зеленохвойный,

Где утро брезжит сединою

И рысь крадется к водопою,

Мой край, зачем тебе Москва?

Ее тиунская ватага

Жадней и скаредней варяга,

И холмы соболиной дани

Возводят до неба зыряне:

Горд издали рочморт.

Роч – красное имя смерти,

Ратника руха духа,

Ратника рети речи,

Урочника черной порчи,

Разлучника с верой отцов.

Роч – резчик зырянской речи,

Вырезает из воздуха звуки,

А слова – из синего ветра,

Составляет небесную азбуку,

Хоронит в хрустальный ларец.

Роч – строитель красного терема,

Златохвойного сруба Веры:

Высоки окошки слюдяные,

Широки ворота расписные,

Теплы свечи у алтаря.

Он выходит из красного терема,

Достает свой ларец хрустальный,

Рассыпает сардониксом,

Аметистом и смарагдом

Мертвые слова.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Стефан,

Первосвятитель Пермский

(стоит перед биармским болваном)

Дерево без мысли изостренной,

Дерево без души напряженной,

Дерево без сердца отворенного,

Торчишь среди безмолвного леса,

Биармский болван!

А смысл дерева – сияние,

Литье розового света,

Ковка дождевых капель,

Когда божественная радуга

Играет на небесах.

Так лучится чистая икона

Пресвятой Богородицы,

Где Божества лучезарность

Разливается золотом

По ясной доске.

Но всякое дерево,

Не приносящее плода доброго,

Как в Писании сказано,

Должно быть срублено

И брошено в огонь.

Чу! Под биармским болваном,

Разузоренным деревом,

Знак таинственный,

Знак апостольский –

Сильной секиры блеск.

Матвейка,

зырянин

Стефан, Стефан, ты сорвал с кумира

Холсты льняные, меха соболиные,

Ты ударил его стальным обухом,

Разрубил секирой на мелкие поленца,

Развел костер.

Стефан, Стефан, ты не взял золота,

Не взял и серебра закамского,

Мне отдал кумирские пелены:

«На, сотвори себе ноговицы

И гащи сотвори».

Стефан, Стефан, ты его не боишься?

А кудесник Пам не раз говаривал:

Кто коснется кумира рукою,

Того закрутит вихрем огневейным,

Дочерна упалит.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Пам

(волхвует над стрелой)

Наконечник мысли колдовской,

Греза заостренного железа,

Ты лети через моря и страны,

Высекай из камней искры,

Жги огнем жигарей.

Тирон,

святой великомученик

(на площади в Амасии)

Ветер дует с Черного моря,

Ветер дует с Белого моря,

Вывивает стрелу каленую,

Стрелу каленую ровную –

Весточку зырянского волхва.

Вывивается стрела, выстилается,

Падает к ногам закованным,

Высекает зеленую молнийку

Подо мною, воином Христовым,

Ратником римского царя.

Возгорается костер амасийский,

Меня пилатят пламенем латинцы,

А я забочусь о костровых порученцах:

Достаточно синего ветра?

Достаточно сухих дров?

Я взметнусь, полечу сизой ластвицей,

Сизой ластвицей Божией,

Подожгу крылом огнистым храмину,

Где живет дева златокудрая,

Одетая в черную листву.

Берегись, Великая Матерь,

Не поможет тебе сила бесовская,

Сила бесовская, бесерменская:

Я – Федор Тирон, змееборец,

А за мной – сам Иисус Христос!

Неведомый поэт

Душа золотого свода

Витает ластвицей под облаками,

Горит и машет горькими крылами,

Роняет мысли на сухой папирус,

Сжигает лиственных божков.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Герострат

(в метафизическом пространстве)

Не пойму: чем отличается

Эфесский храм Артемиды

От храма Великой Матери

Или зырянской кумирницы,

Где стоит болван?

И то, и другое, и третье

Пылало в огне Геростратовом.

Почему же тех нарекают

Святыми великомучениками,

А меня проклинают навек?

Герасим

Ты всюду ищешь выгоду, Спиноза, –

В твоей спине бесовская заноза!

Тирон

Пройди сквозь горящую хижину

Или взойди на Голгофу –

Амасийский костер!

Герострат

Я жить хочу, чтобы строить

Веселую песнь своей славы

На углях всеобщего гимна.

Юродивый

Быть тебе, Геростратушко, Геростратом

И ныне, и присно, и вовеки веков.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Стефан

(стоит у церкви)

Кто там мчится? Кто там скачет?

Кто огнем змеистым машет?

Матвейка

Стефан, Стефан, это вихри,

Духи чумного огнища,

Духи гари столбяной.

Духи

(поют под гитару)

Мы ехали шагом, мы мчались в боях

И серную спичку держали в зубах,

А память о нашем походе хранит

Сожженная церковь, расстрелянный скит.

Тирон

Чую серу левантийцев,

Силы смрадную струю.

Плохишар,

дух пепелища

Я с детства угли рисовал,

Углы пылающих святилищ,

Священных книг алмазный пепел.

(поджигает церковь)

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Стефан

Вот моя хижина горящая!

Вот мой костер Амасийский!

Вот моя янтарная Голгофа!

Напрасны опасения Памовы:

Взойду или не взойду?

Один и тот же огонь не один и тот же:

От Геростратова огня – пепелище,

От Геростратова огня – пустыня,

От Геростратова огня – нежить,

Душа черна, как котел.

От моего огня – свет Божий,

Лучезарная лествица Слова,

Златохвойный сруб Веры –

Веселятся хрустальные души,

Светятся очи ума.

Вера поверяется любовью,

Вера поверяется правдой,

Вера поверяется честью,

Вера поверяется добром,

Вера поверяется огнем.

С Богом!

(входит в горящую церковь)

Неведомый поэт

России нет – ее пылают храмы,

И человек костром встает над нею.

Какая голубая блистаница!

Никто не скажет, глядя на комету:

Там светится святой!

ПАДЕНИЕ ЦАРЬГРАДА

Византийская легенда

Не звезда листом багряным пала,

Не водица в кровь преобразилась –

Чистою слезою засветилась

В храме чудотворная икона.

Всполошились жители Царьграда:

«Никогда такого не бывало!

Отчего слеза на светлом лике

У Святой Заступницы мерцает?»

Отвечала тихо Божья Матерь:

«Вижу в море бранные хоругви

Кораблей Ивана Калагана.

Он плывет с недобрыми вестями,

На груди латинский крыж сияет,

А в деснице – булава с рубином.

Наливают папские клевреты

В драгоценный кубок романею.

Радуется царь и веселится:

От Меня сегодня он отрекся».

Как на окоеме заструились

Бранные хоругви василевса,

Потемнела Золотая гавань,

Крепостные стены содрогнулись,

На Софии крест поколебался.

«С чем ты возвратился, Калаганец? –

Вопросили жители Царьграда. –

Ты какую одержал победу

И добычу захватил какую?»

Повинился царь перед народом:

«Не победа, а беда случилась:

На восьмом соборе Флорентийском

Я отрекся веры православной,

Предал Богородицу Святую.

А взамен добыча мне досталась –

Этот крыж да булава с рубином».

«В чем же дело? – удивлялись люди. –

Или на огне тебя пытали,

Что отринул истинную церковь?»

«Нет, увы, – промолвил окаянный, –

Я прельстился золотом латинцев,

Серебром и жемчугом пленился».

Молния сверкнула над Царьградом,

Агарянский гром за громом грянул,

Сокрушились крепостные стены

И соборный крест разбился оземь.

Бросились к Софии христиане:

Видят – двери храма нараспашку,

Нет нигде иконы чудотворной,

Лишь оклад покинутый дымится.

КАМЕННЫЙ МЕД

Поэма

Пролог

Кто встречался с крылатым ангелом

На перекрестке неба и моря,

Тому камень служит кораблем,

Облако работает парусом,

А волна – веслом.

Он плывет на камне корабельном

В белом-белом облаке кудельном.

Рыбаки прибрежных становий

Говорят ему: «Здравствуй, Антоний!» –

И крестятся вслед.

Так плывет тот, кто любит и верит,

Мысленным оком всю землю мерит,

Учится книгам благодатного закона,

Чтобы найти к тебе дорогу,

Святая Русь.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Крижанич

(в своей каменной палатке)

Ты, нареченный Аттической пчелою,

Не видел стремнистых расселин,

Не слышал свирели ветра,

Не пил каменного меда

Иллирийских скал.

Златоусту Сикстинской капеллы

Древнего города Рима

Неведомы густые чернолесья,

Лихой гайдуцкий окрик,

Рыбницкий острог.

Я там родился!

Мой герб посеребрили

Синие горные реки

И на берег выплеснул

Черный рак.

В зеленых лощинах

На Косовом поле

Я собирал траву памяти

О моих славных предках,

Их великих делах.

По бубенцам золоченым,

Звенящим в утреннем небе,

Я вычислял высоту полета

Сокола: она равнялась

Бегущей турецкой луне.

Да, я люблю древний город,

Золотой улей мира,

Где солнечные соты Колизея,

Душистый цвет воспоминаний

И ты царишь, Аттическая пчела!

Но живу я в родной Московии

На окраине Кремля-города:

Здесь жемчужный снег колосится,

Колокольные гудят слитки,

Васильки на куполах горят.

А сегодня святочный вечер:

На весах лежат звезды и хлеб,

И на окне оледенелом

Свеча мерцает восковая –

Тает сила пчелы.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Алмаз Иванов,

думный дьяк

(в Посольском приказе)

Лакомы гости к меду,

Да пить им студеную воду.

Откуда они берутся –

Посланцы невидимых княжеств,

Подданные неведомых королей?

Солдаты оловянного войска,

Мореходы пивной бочки,

Купцы тараканьей лавки,

Толкователи белой бумаги

И прочие ловкачи –

Все стремятся в полночное царство

К золотому столу государя,

Все готовы служить – за ефимки,

Все готовы любить – за ласки.

Что им бедная Русь?

Но этот странный сербенин

Гордо сказал при расспросе

Допрощику Посольского приказа:

«Я русский куда чем ты, подьячий.

Я сердцем славянин!»

(читает бумагу)

«А при расспросе Крижанич сказал: родом он серб города Бихача, что под державою турецкого султана, учился в городе Падуе Веницейской земли. Вышел из Сербии к великому государю нашему на вечную службу. Умеет языком и грамоте по-латыни, по-эллински, по-итальянски и по-гречески. Знает риторику, грамматику, философию, музыку, арифметику…».

Известны мне иные Архимеды,

Геометры латинского мира:

Так расчертят Большую карту,

Что вся Московия

Под папским посохом.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Афанасий,

игумен Брестский

(в метафизическом пространстве)

В ту ночь многие

Не спали. Грозовое безмолвие

Разливалось в воздухе. Тонкая,

Как проволока, ветка молнии

Хлестала по лицу.

У леса в синем тумане

Ржали кони. За рыдванами

Костры горели. Черные сутаны

Кружились над жар-пламенем,

Отливая вороньим крылом.

Мечи блестели

Остро и зло. Сизые тени

Приближались ко мне, гремели

Цепью золоченого крыжа:

«Прими латинский мир!»

Отвечал: «Горе вам, отступники!

А вера православная,

Как искра в тепле сокрытая,

Как крин посреди терния,

Воссияет и процветет».

Гайдук на колени

Пал и просил прощения.

Благословил его, безумного:

«Стреляй без промаха!

Господи, прости…»

Хор

(в вечности)

Священномученик Афанасий,

Неколебимый столп веры,

Приявший венец терновый

За исповедание Христа!

Огради нас от соблазна,

Ереси и раскола,

Наставь нас твердо

В православной вере.

Охрани нас молитвами

От огня, потопа и труса,

Вражеского нашествия

И внутренних нестроений.

Испроси для нас у Господа

Тихого богоугодного жития,

Земли плодородия

И благорастворения воздухов.

В час кончины нашей

Утверди в нас память смертную.

Вечная слава Отцу и Сыну

И Святому Духу. Аминь.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Тарквиний Галуччи,

иезуит

(в Сикстинской капелле)

Под небесами флорентийской сини

Двенадцать светочей, двенадцать звезд

С тобою говорили на латыни.

Два города построил каменотес –

По чертежу ума и чертежу веры:

От каждого к тебе перекинут мост.

Садовник из далекой пещеры

Усеял грезами божественный луг:

Ты полюбил золотые химеры.

Чистым пером Он писал твой дух.

Отправляйся в дорогу, письмо Христово:

«Кто не собьется с пути, отыщет тук».

(вручает Крижаничу грамоту)

«Сею грамотою удостоверяем, что достопочтенный муж хорват Георгий Крижанич занимался в Риме священным богословием со тщательным трудом и рвением, а в религии предков наших, в беспорочности священства и в благочестивых упражнениях так вел себя, что, есть надежда, станет немалой опорой Вечному Городу».

Над тобою звезда Назарета,

И раскинулись без окромы

Все великие стороны света,

Все великие стороны тьмы.

Видишь, сильный славонский ветер

Гнет Италии каменный хребет?

Это идет Восток! Это идет Север!

Это идет царство тысячи лет,

Которое именуется Полночным:

У тьмы другого имени нет.

Но если вскинуть меч остроточеный,

Если воздвигнуть зажженный глагол,

Тьма озарится огнем животочным.

Папский посох ударит о престол

И воскликнет обращенный русич:

«Пламенник на Западе взошел!»

КАРТИНА ПЯТАЯ

Петрушка Долгово,

подьячий

(в каменной палатке Крижанича)

Как мрачен угол сатанинский:

Бумаги ворох исполинский,

Фома, по прозвищу Аквинский,

И крыж латинский на стене.

Ничто еще не начиналось,

Но все по-царски учинялось:

Тафта сербенину вручалась

И кармазинное сукно.

(считает на пальцах)

Крижанич

(входит)

Я не зря изучал в Венеции

Умные числа и формулы:

Русскому грубому разуму

Требуется острение,

Нужен точильный брус.

Петрушка

Была бы охота,

Найдем доброхота.

Ум немудрено заточить,

Как выточить душу?..

Что за чертеж?

Крижанич

Москва без времени живет.

Ее длина – святые четки.

Хочу воздвигнуть

На Флоровской башне

Вечнотекущие часы.

Петрушка

Что за чертовщина?

Крижанич

Я думаю построить время,

Которое течет без остановки.

Петрушка

Неужто вечный двигатель?

Крижанич

Да, самовратное колесо!

Петрушка

Я не читал премудрого Фому,

Но знаю, кто вращает небо,

Кто гонит волны времени.

Это работает двигатель

По имени Бог,

Его нельзя построить

Ни силою мысли,

Ни силою рук.

Крижанич

Он движет и мой разум,

И мою длань!

(расписывается в получении царских даров)

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Крижанич

(оставшись один)

О Русь, не знающая своей тайны,

Своего великого предназначенья!

Как осенить твою темную волю,

Где зацветет, сочетаясь,

Наука ума с наукой души?

Я свято верю: настанет час,

Когда, затмив зеленый месяц,

На грозном небе столетий

Заблистает полночное царство,

Взойдет славянская звезда!

А пока я иду к началу

Пути Кирилла и Мефодия:

Чутким точилом мысли

Граню старинные буквы,

Старинные слова.

Собираю волшебное ожерелье,

Русский алмазный словник:

Одна бусинка закатилась за Угоры,

Другая упала в Ильмень озеро,

Третья затерялась в черкасской пыли.

Но «род», «руда», «рок»

Звучат одинаково на Дунае,

На Днепре и на Волхове.

Язык – это шум крови.

Афет сотворяет речь.

Я вижу чудесное видение:

Сливаются вольные реки,

Сопрягаются живые глаголы,

Гулкая Русь выбирает дорогу,

Дорога ведет в Рим.

А сегодня святочный вечер:

На весах лежат звезды и хлеб,

И в этой снежной песне

Я слышу дальний отзвук

Римских календ,

Когда шафран киликийский

Дымился в розовом храме

И отблеск чистого пламени,

Еще не затменный кровью,

Посверкивал на лезвие.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Песня

(слышится за окном палатки Крижанича)

Я скажу коляду,

Как хожу по городу,

Ищу двор в снегах

На семи столбах,

На семи ветрах.

Ряженые

Эй, покойник, открывай!

Крижанич

Мой дом на семи столбах,

На семи ветрах моя родина.

Диковинные звери у ворот

Выплясывают мою смерть.

(открывает)

Пожалуйте!

Ряженые

Аллилуйя, аллилуйя!

Царство Небесное

Рабу Божьему

Георгию!

(укладывают Крижанича на доски)

Козел

Миша Иванец,

Родом казанец,

Положи усопшему

Вечный двигатель

Во гроб.

Медведь

Вот русский вечный двигатель:

Что корабль строить, что державу,

Что избу рубить, что голову –

На все годится.

Крижанич

Это же топор!

Козел

Не богохульствуй!

Лучше выпей медок

Да ложись на восток.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Крижанич

(очнувшись в холодной)

Вчерашний вечер, пляска, смерть

В кругу диковинных зверей,

Горячий мед, топор в гробу –

Все кажется каким-то бредом

В хмельную святочную ночь.

Но вряд ли блажью назовешь

В железных линиях оконце,

Застеленную инеем лежанку,

Утолченный подковками

Глиняный пол.

Где я – в чистилище? в темнице?

Не похоже проклятое место

На Небесное Царство,

Которое мне накануне

Желал рогатый гость.

Так меотийскою зимою

Опальный римлянин, проснувшись,

Дивился ледяному морю,

Прикованным к потоку рыбам,

Куску замерзшего вина.

(декламирует)

Публий Овидий Назон скифствовал в снежных степях,

Публий Овидий Назон в Томах туманных томился,

Публий Овидий Назон на берег шел второпях,

Если в фарватер морской парус латинский стремился.

Голос

Витийствуешь?

Крижанич

Кто ты, мерцающая тень?

Голос

Я ждал тебя целую смерть.

Помнишь опушку брестского леса,

Черную сутану, золоченый крыж?

Крижанич

Святой отец, ты ошибся:

Я никого не убивал!

Да и сам погребен заживо.

Голос

Шутейный мертвец!

Обман да лукавство –

Твоя пелена и твой саван.

Ведомо: духовный меч

Куда мощнее

Рыцарского клинка.

Ты вздумал озарить

Огненным глаголом

Полночное царство?

Зачем осиять осиянное?

От православного креста

У многих темнеет в глазах.

Жить по глаголу –

Значит, жить по Богу:

Свет не стоит на лжи.

А твое вселенское слово

Зажжено от мира

Или от Рима?

Ясна задумка: русский звук

Настроить на латинский лад.

Ты знаешь Русь?

Тебя крестили огнем,

Купали в крови,

Распинали за веру?

Молчишь? Твой поцелуй

На пясти иезуита

Еще не остыл?

Крижанич

Откуда эти сведения?

Голос

Я молился небесному образу

Богородицы.

Крижанич

Ах!

Хор

Священномученик Афанасий,

Охрани нас своим заступничеством

От облежащего суемудрия

И неправоверия.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Алмаз Иванов

(в Посольском приказе)

Ты нарушил закон государев:

На святки рядился покойником,

Водил сатанинские пляски,

Державу рядил топором.

Царь милостив, но справедлив.

(оглашает указ)

«А велел царь-государь и великий князь Алексей Михайлович быть холопу своему Юрке Сербенину в Тобольске у государевых дел, у каких пристойно. А кормовых денег давать ему по семи рублей с полтиною в месяц».

Крижанич

Меня насилком отпевали ряженые:

Я различил хмельную речь

Подьячего Посольского приказа.

Алмаз Иванов

Не клевещи!

То были бесы.

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Крижанич

(едет в санях)

Вот вещая козлиная песнь:

Мой путь лежит на восток.

Впереди зубчатая тайга,

Волнистый гребень Рифея,

А там – бескрайняя даль.

Ужели граница сурового царства

Совпадает с границей Творенья?

Ужели Русь и Дух неотрешимы,

И нет предела этому простору,

Как нет предела Богу?

Каюсь: не знаю я Русской земли,

Не ведаю ее необычайной тайны,

Ее великого предназначенья.

Здесь воля отчуждает волю,

Мысль отрицает мысль.

Оттого я люблю ее сильнее –

За небесную высоту без края,

За непостижную нежную грезу,

За путь, равнобежный окоему,

За блистающий сумрак в очах.

Русь, распахни снежную полость:

Я принимаю твою судьбу!

Я пью твой каменный мед,

Который горек, как белая соль,

И сладок, как черный хлеб.

Возница

Давай, давай!

Отвага мед пьет

Да кандалы трет.

МАТЬ МАРИЯ

Из Берриса фон Мюнхгаузена

Последняя молитва отзвучала

И прихожан благословил священник.

Склонились головы послушной паствы,

Коротким одноперстьем осенившей

Свое чело, уста, а также сердце.

Опять орган обрушился всей мощью,

Прошаркали к порталу прихожане,

И трепетала от прикосновений

В сосуде освященная вода.

Вот пономарь задул поспешно свечи,

Что в полутьме тревожно догорали,

Как будто из пристанища чужого

Последний постоялец удалялся.

Безмолвие с печальными очами

Над потемневшим алтарем повисло,

И ладана ослабшее дыханье

Чуть слышалось под сводами собора.

Подобрала Мария одеянье –

Так, что ступня немного обнажилась,

И, долу наклонившись, посмотрела.

Обняв покрепче спящего Младенца

И краем платья потеплей укутав,

Она от вышних образов святых

Спустилась вниз на мраморные плиты,

А там пошла воздушными шагами

На место за алтарным полукругом,

Тихонько колыбельную мурлыча.

Был полдень. И над площадью соборной,

Чирикая, кружились воробьи,

Звенел девичий смех неподалеку

И песенка звучала про розарий.

А между ними мягкими тонами

Переливалась грусть аккордеона,

Все повторявшего одну и ту же

Чудесную мелодию любви:

«Ах, неужели это так возможно…»

Мария дивной музыке внимала

И слезы на глазах Ее блестели,

В которых отражалось многоцветье

Исполненных сиянья витражей.

Внезапно перед Нею засверкала

Жемчужинка на мраморной плите, –

С оконного розария, должно быть.

Печальная улыбка пробежала

По лику Приснодевы, и Она

Жемчужинку ступнею оттолкнула.

От легкого толчка Иисус проснулся

И с нежностью к Ней ручки протянул,

И стали Мать с Младенцем миловаться.

Она в алтарь прошествовала тихо

И села с краю на скамью резную,

Где иереи часом отдыхали.

Привольно Ее волосы струились,

Переплетаясь с лиственной резьбою,

Топорщилось простое одеянье,

И радостный румянец мимолетом

Ее высокого чела коснулся.

Потом Она кормила Иисуса.

Он ручками своими обхватил

Ее святую грудь, и влажный ротик

К набухшему прильнул сосцу, который

Придерживала пальцами Она.

Он пил и пил, помалу насыщаясь,

Его глаза сияли полным счастьем,

Когда смотрели на родную Мать.

Она в ответ блаженно улыбалась,

И взгляд Ее задумчивый парил.

И тишина царила в Божьем храме.

На солнечном окне жужжали мухи

Да мотылек, случайно залетевший,

Вдоль рамы крылышками шелестел.

Лишь чмоканье Младенца раздавалось,

Когда дыханье Он переводил.

И тихо-тихо поднимался ввысь,

В глухую темноту крестовых сводов,

Старинной детской песенки напев.

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ЧУДО

В кафе мерцает синий полумрак,

Созвучный петербургскому морозцу,

Душистая табачная сирень,

Полуколечки бронзового кофе

И трепет очарованной струны,

Как будто говорящей о небесном

Томлении единственной души

Сказаться Вифлеемскою звездою,

Готовой, как и много лет назад,

Блеснуть в проеме горнего вертепа,

Приотворить оснеженную дверь

И, шевельнув пастуший колокольчик,

Мерцающий наполнить полумрак

Дыханием рождественского чуда.