На главную Об авторе Библиотека Критика Скачать Написать
Шрифт: КРУПНЕЕ - мельче
Библиотека: "По небу полуночи ангел летел"

 

Три богатыря

Доклад автора
на Международной научной конференции,
записанный Тройкиным.

Старинные былины о подвигах трех богатырей Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича являются предметом особенной национальной гордости. Воспетая в них победа над чудовищем, олицетворяющим собою некое зло, представляет сердцевину русского героического эпоса. Со временем патриотическая мысль канонизирует ратную троицу, и величественное полотно Виктора Васнецова «Три богатыря» (1898) становится венцом этого всенародного признания.

Каждый из трех богатырей сосредотачивает в себе определенные черты русского характера. Илья Муромец олицетворяет житейскую мудрость, справедливость и силу. Добрыня Никитич славится подлинной добротой, надежностью и честью. Алеша Попович знаменит смелостью, находчивостью и весельем. Эти свойства позволяют богатырям стать всеобщими любимцами, истинными защитниками Русской земли.

Между тем, внимательный взгляд на старинные эпические песни не обнаруживает какой-либо безмятежной картины. Напротив, былины преисполняются внутренней противоречивостью, драматизмом. Нет и в помине уверенности, что правда восторжествует, что добро одержит верх, что победителя ждет достойная награда. Мало того, между богатырями не наблюдается того кровного, того духовного единства, какое представляет общепринятая легенда. Каждый из витязей сражается за свою великую идею, за свою великую правду, а потому имеет своего врага, порой отличного от врага побратима.

*   *   *

Илья Муромец справедливо считается центральной фигурой русского эпоса. Он – не только старший среди трех богатырей, но и вступает на ратную стезю в более зрелом возрасте, нежели его юные соратники. До этого он тридцать лет лежит на печи, поскольку не имеет «ни рук, ни ног». Эта странная «безногость» позволяет предположить его «змеиное», то есть чужестранное происхождение: Илья Муромец не является природным славянином, а ведет свою родословную от варягорусов.

Среди героев русского эпоса, по крайней мере, три персонажа соотносятся с реальными историческими личностями, имеющими  подобное происхождение. Первый персонаж – Волх Всеславьевич, отцом которого называется Лютый Змей – соотносится с основателем древнерусского государства норвежским королевичем Вещим Олегом. Второй персонаж – киевский князь Владимир Красное Солнышко – принадлежит к династии рюриковичей, происходящей, согласно древним преданиям, от змеи. И, наконец, третий персонаж – гость Соловей Будимирович, прототипом которого является норвежский королевич Харальд Хардрада, приплывший в Киев свататься к дочери Ярослава Мудрого на своем «змеином» корабле.

Наличие боевого корабля (шнеккера) – непременный атрибут знатных варягов. Этот корабль украшался фигурами зверей, а на штевне устанавливалась драконья голова, извергавшая огонь из ноздрей, отчего зачастую корабль получал прозвище Змея или Дракона. Илья Муромец – единственный из трех богатырей, кто владеет шнеккером, который в былине «Илья Муромец с Добрыней на соколе-корабле» описывается по чужеземному скальдическому образцу: «нос, корма – по-звериному, а бока взведены по-змеиному».

Помимо прочего, былина сообщает еще одну подробность: хозяин корабля – русский богатырь Илья Муромец и его верный слуга – славянский богатырь Добрыня Никитич «промежду собою языка не ведали». Древние летописи свидетельствуют о разноплеменном составе княжеской дружины. Эта дружина говорит преимущественно на двух языках – славянском и русском, причем русский всецело соответствует древнескандинавскому. Кстати, на такое двуязычие указывает в одном из своих трактатов и византийский император Константин Багрянородный.

Взаимоотношения в разноплеменной дружине складываются отнюдь не безоблачные. Вещий Олег, к примеру, приказывает сшить «для руси паруса из паволок, а славянам копринные», что вызывает глухой ропот. Однако военная опасность понуждает к сближению и побратимству. Побратимство представляется явлением, обязательным для дружины – братская помощь крайне необходима на случай ранения и прочих тяжелых обстоятельств. Саги изобилуют примерами, когда в дружеских объятиях сходились вчерашние недруги. Русский героический эпос не становится исключением: схватка между Ильей Муромцем и Добрыней Никитичем, как известно, заканчивается братанием. Кстати, не становится исключением и современная американская массовая культура, которая, обращаясь к архетипу, постоянно воспроизводит некоторые мифологические сюжеты, в частности, эпизод о стычке и последующем братании двух героев, отправляющихся вместе в опасный путь.

Главный подвиг, который совершает на своем пути Илья Муромец, есть низвержение Идолища. Это чудовище, за которым стоит некая неведомая сила, захватывает стольный город Киев, запрещает поминать имя Бога и просить милостыню, занимает княжеский двор и заставляет князя Владимира Красное Солнышко подавать ему яства – приносить жертвы. Переодетый каликой, Илья Муромец является перед Идолищем, одним ударом шелапуги поражает чудовище и вышвыривает его со двора. Этот былинный  сюжет соответствует историческим реалиям, связанным с крещением Руси, когда идол Перуна, установленный в Киеве, избивается палками и низвергается в реку Почайну. Таким образом, главный подвиг Ильи Муромца есть подвиг религиозный, есть подвиг во имя утверждения православной веры на Русской земле. Совершить подобное деяние под силу лишь тому, кто обладает необходимой духовной мощью.

Преображение Ильи Муромца в святорусского богатыря, которому «смерть в бою не писана», осуществляется тщанием перехожих калик – христианских паломников, странствующих по святым местам. Это они обнаруживают «убогое чадушко» на печи и поят чудесной водой, которая навсегда исцеляет нашего героя. Пройдя своеобразный обряд крещения, Илья Муромец исполняется чудотворной силой и направляется прямоезжей дорогой в Киев – «выручать Русию от поганых». По пути он одерживает свою первую победу над Соловьем-разбойником, от свиста которого осыпаются цветы, приклоняются к земле деревья, а люди «все мертвы лежат». Иначе говоря, перед  богатырем предстает местный славянский волхв или вещий боян, соловьиные песни которого способны магически воздействовать на природу и людей (орфические признаки). Жестокая расправа над песенником, несмотря на слезные мольбы жены и детей, предваряет главное торжество – победу над Идолищем, который олицетворяет волшебную языческую силу как таковую. Все последующие богатырские деяния Ильи Муромца (следует отметить, что он никогда не сражается против Змея Горыныча) также носят религиозный характер. Его битва с «нахвальщиком» на заставе в Цицарских степях является частным эпизодом  военно-религиозного противостояния Руси и Хазарии.

На той богатырской заставе Илья Муромец является старшим среди дружинников. Это старшинство лишний раз свидетельствует о его варяжском происхождении, поскольку древнерусские дружины возглавляются исключительно варягами. Характерным для первопришельцев становится также наличие второго прозвища, ибо славяне не знали подобной традиции, обходясь одним именем. Второе прозвище Ильи – Муромец – указывает, что богатырь происходит из земли Муромской или Мурманской (Урманской). Урманским княжичем называется в летописях норвежский королевич Вещий Олег. 

Примечательно, что другие богатыри уже имеют устойчивый патроним – Добрыня всегда Никитич, Алеша всегда Попович. Это говорит о том, что скандинавская традиция патронимизации к тому времени уже утвердилась на Руси, а, во-вторых,  оба героя происходят из знатных семей, потому что право на отчество имела только знать.

Действительно, в былине называется имя матери Добрыни Никитича – Амельфа, которое соответствует германскому имени Amalfrid, принадлежащему к родовому именослову династии Рюрика. Это не значит, что Добрыня Никитич – рюрикович. Былина лишь подчеркивает знатность этого славянского князя. Прототипом этого былинного богатыря считается Добрыня – брат ключницы Малуши, матери Владимира Красное Солнышко. Этот киевский воевода, выполняя волю властвующего племянника, сокрушает в Новгороде идол Перуна и «крестит огнем» новгородцев, то есть свершает тот же религиозный подвиг, что и Илья Муромец. Однако сказитель приготовляет былинному Добрыне иную участь – он становится змееборцем.

Великая брань со Змеем Горынычем – центральный эпизод героического эпоса, свидетельствующий о зарождении русского национального самосознания. Ведь Змей Горыныч – это синкретический образ сильного мужественного викинга. Он обладает богатырским телосложением, одет в богатое цветное платье и вооружен острым копьем. У него на плечах огненные крылья или алый воинский плащ – непременный атрибут этого заморского воителя. Его описание, встречающееся в сагах, исполнено поистине королевского достоинства: «Олав конунг стоял высоко на корме Змея. Он возвышался над всеми. У него был позолоченный щит и обитый золотом шлем. Его было легко отличить от других людей. Поверх кольчуги у него был короткий красный плащ». 

Змей Горыныч приходится родичем Владимиру Красное Солнышко (кстати, имя киевского князя составлено по скандинавскому образцу – Харальд Золотая Борода, Эйрик Кровавая Секира), потому на княжеском пиру располагается между князем и княгиней согласно скандинавской, а не славянской традиции, когда супруги всегда сидят рядом. Вместе с тем,  Змей Горыныч выделяется среди своих киевских сородичей, поскольку ведет себя не как защитник Русской земли, а как пришелец, как завоеватель. Он без разбору похищает местных красавиц, которых утаивает в варяжских пещерах, то есть поступает в соответствии со своими домашними привычками, принятыми в Скандинавии, где «по его велению хватали дочерей почтенных людей и приводили к нему домой, и он делил с ними ложе неделю или две».

 Наконец, он пытается изнасиловать юного Добрыню.
Удивительно, но Добрыня Никитич прославляется как эпический герой двенадцати лет от роду. Это случается на берегу той самой реки Почайны, где некогда сотворялось святое крещение киевского люда. На обнаженного нимфета, выходящего из священных струй Почайны, нападает Змей Горыныч и пытается изнасиловать: «Я хочу тебя силком сглотать, хочу тебя да в хобота склонять». Юноша сопротивляется такому «склонению в хобота» как может: запорошив змеиные глаза, кидается греческой шапкою, наполненной желтым хрущатым песком, и больно ушибает ею «хобота», а затем добивает рухнувшего насильника дубиной (впоследствии такой необычный способ борьбы с врагом назовут «шапкозакидательством»). Расхрабрившийся молодец проникает в белокаменные варяжские пещеры и освобождает красную девицу, плененную Змеем Горынычем. Вот, собственно, и весь сказ. 

Закон беспощадного морального уничтожения врага действует как в мифические времена, так и во времена профанные. Физическое надругательство над побежденным имеет глубокий мистический смысл. Оно знаменует окончательное торжество победителя, после которого обесчещенный враг уже никогда не сможет восстать против него, ибо утрачивает моральное право быть мужчиной, быть воином. Поверженный на веки вечные лишается какой-либо поддержки со стороны своих товарищей: он нравственно уничтожен, а значит, уничтожен полностью.

Так поступают с побежденными герои германского эпоса и скандинавских саг. В Старшей Эдде рассказывается, как богатырь Синфьетли оскорбляет своего недруга, сравнивая того с кобылой: «Я на тебе, усталом и тощем, немало скакал по горным склонам». Аналогичным образом ведут себя и реальные исторические персонажи. Датский конунг Харальд Синезубый, публично обвиненный исландцами в содомском грехе, немедленно снаряжает военную экспедицию к далекому острову. А Тормод Скальд Черных Бровей хвастается, что выжег пожизненное «непристойное тавро» на задах покоренных гренландцев.

Впрочем, так поступают сегодня в оккупированном Ираке и американские солдаты, пытаясь морально подавить поверженного врага (сексуальное насилие в багдадской тюрьме Абу Грейб). Обращение к архетипу, столь популярное в американской массовой культуре, приносит свои плоды. Однако подобное обращение отнюдь не безопасно: в недавние времена этим широко пользовались вожди третьего рейха, возрождая культ германских мифологических героев.

Добрыня Никитич ясно осознает, что физическое надругательство обратит его в некое женоподобное существо, подлежащее общему осмеянию и презрению, и навсегда лишит возможности стать настоящим витязем и предводителем.  Он вступает в бой не только за свою честь, но и честь своего славянского рода, осознавшего собственное достоинство и собственную правду. Его победа над иноземным врагом, вором и насильником, есть победа  национальная, есть победа во имя грядущей независимости Русской земли.

Соратником Добрыни Никитича на поприще змееборчества предстает другой былинный богатырь Алеша Попович. Причины, по которым он мстит Змею Горынычу как завоевателю родной Матери-Земли, скорее всего, сокрыты в его волшебном происхождении.

По существу, основной текст былины про Алешу Поповича и Змея Горыныча сводится к скоморошескому воспроизведению скальдического нида – своеобразного поношения врага, обвиняемого в содомском грехе. Алеша Попович знаком с законами скандинавского тинга, которые первоначально действуют и на завоеванной славянской территории – Русской земле. Согласно этим законам, обидчик должен понести суровое наказание в том случае,  если «сравнивает другого с кобылой, или называет его сукой, или сравнивает его с самкой любого вида животного». Славянский богатырь преднамеренно оскорбляет Змея Горыныча, жадно пожирающего на княжеском пиру сахарные яства: «У моего батюшки у родимого кобыла была она обжорлива, она сено ела и на жопу села!» Ни много, ни мало славянский богатырь обвиняет Змея Горыныча в пассивном мужеложестве, сравнивая того с кобылой. Змей темнеет, как осенняя ночь, и швыряет за печной столб булатный нож: вызов принят. Как известно, в ходе поединка Змей Горыныч погибает. Отрубив змеиную голову, Алеша Попович не случайно бросает ее на теремный двор Владимира Красное Солнышко. Этим поступком он предлагает киевскому князю окончательно определиться, на чьей стороне верховная власть – иноземных варягов или своих могучих богатырей.

Эпическая песнь сохраняет для нас несколько отчеств Алеши Поповича. Он называется сыном то попа Левонтия, то епископа Феодора. Как бы то ни было, «поповское» отчество означает духовное происхождение былинного героя. Между тем, сказитель называет еще одно отчество змееборца – Чудородович. Ни в ростовских, ни в рязанских, ни в каких других землях попа или епископа с именем Чудород нет и быть не может, потому что чудород означает чудодей, кудесник, волхв. Как представляется, именно Чудород есть исконное имя отца нашего богатыря, и только последующая христианизация примеряет к Алеше иные, созвучные по духу (Попович) или букве (Феодорович), отчества.

Былина содержит доказательства того, что Алеша Чудородович – сын волхва, быть может, того самого Соловья, который был объявлен разбойником по религиозным основаниям. Этот славянский богатырь никогда не побеждает своего врага силою, но всегда хитростью-премудростью. Чтобы притупить бдительность Змея Горыныча и нанести смертельный удар, он то нацепляет на ноги «поршни кабан-зверя» (символика Перуна), то обманом заставляет супостата оглянуться назад, то неожиданно выскакивает из-под лошадиной гривы. Накануне поединка он обращается к небесной силе, заклиная собраться грозовой туче и пролиться дождю. Искусство волхвования – главное, что отличает его от других ратоборцев.

Такова дружина киевского князя, составленная из трех разных сил, действующих в пространстве и времени. Илья Муромец олицетворяет сильную варягорусскую власть, обращенную не только на защиту Русской земли, но, прежде всего, на утверждение новой, православной веры. Его антиподом является Алеша Попович, представляющий славянскую языческую мощь, которая имеет колоссальное влияние в силу своего автохтонного происхождения. Промежуточное положение занимает славянский богатырь Добрыня Никитич, поддерживающий как религиозные новации варягорусов, так и народное сопротивление новым пришельцам, не желающим считаться с местными славянскими обычаями. С такой дружиной у Владимира Красное Солнышко есть только один выбор. Либо он покидает землю, покоренную его предками, и всю жизнь скитается по морям-окиянам в поисках богатства и славы. Либо создает сильное независимое государство, объединенное общими религиозными  ценностями.

*   *   *

 Древнюю Русь порой именуют Скандовизантией. Действительно, сочетание скандинавского и византийского начал придает славянской истории своеобразие и неповторимость. Она даже получает название русской, хотя этот эпитет имеет скорее религиозную, чем национальную окраску. Главную примиряющую роль здесь играет выбор веры, осуществленный Владимиром Красное Солнышко. Тем не менее, по мысли протоиерея Александра Шмемана,  православие «долго было иностранной религией, и даже вдвойне иностранной: греческой и княжеской – то есть находившей себе опору в варяжской дружине, составлявшей государственное ядро Руси».

Основа русской цивилизации, которую составляет вера и язык, изначально является противоречивой, двойственной. Русское религиозное сознание и поныне сохраняет двоеверие. Поэтому единым скрепляющим началом, способным удержать русскую цивилизацию от распада, становится сильная национальная власть.

Примечательно, что накануне катастрофы 1917 года  наблюдается невероятный всплеск русского самосознания. Именно тогда создается легенда о трех богатырях. В конечном счете, эта эпоха имеет своим символом конную статую императора Александра III, которая выражает идею русского богатырства. Перед нами предстает не царь, но подлинный Илья Муромец, выехавший потягаться силою за Русь. Позднее низвергнутый со своего пьедестала, он оказывается единственным памятником, куда в годы блокады попадает немецкий снаряд, но не причиняет никакого вреда – такова чудесная сила, заключенная в удивительном монументе.

Сходная жизнестойкость наблюдается и в русской литературной традиции советского периода, где, конечно, уже нет места ни Илье Муромцу, ни Добрыне Никитичу в силу ярко выраженного религиозного и социального признака. Зато ее главным эпическим героем становится Алеша Попович, славящийся своей веселостью и находчивостью, но главное – способностью выжить в самых тяжелых обстоятельствах. В первую очередь, этот богатырь встречается на дорогах Великой Отечественной войны под именем Василия Теркина.

«Книга про бойца» – это монументальное эпическое полотно, созданное Александром Твардовским по «горячим следам». Поначалу поэт представляет своего героя фигурой лубочной, но великая народная трагедия переменяет его замысел. Он творит не сказочного богатыря, но подлинного эпического героя, которому смерть в бою не писана – «еще пуля не нашлась». Василий Теркин исповедует неколебимые нравственные принципы. По его убеждению, нельзя выжить без острой шутки-прибаутки, отвергая сущую правду, какой бы горькой она ни была. В бою не чужд опаски, он никогда не ходит прямоезжей дорогой, как Илья Муромец, а всегда идет в обход. «Вы – вперед, а я – в обход», – говорит товарищам Василий Теркин, отправляясь захватывать немецкий блиндаж в одиночку. Опять же в одиночку, на поединке, побеждает он своего врага, используя хитрость-премудрость – ударяет противника незаряженной гранатой.

Но сближает нашего героя с Алешей Поповичем, прежде всего, единая вера – единый  культ Матери-Земли. «Мать-земля моя родная, я твою изведал власть!» – восклицает Василий Теркин, указуя на основной источник своей духовной мощи – кровную связь с родной землей. Святая высота войны за родную Мать-Землю придает образу Василия Теркина незабываемые эпические черты – черты «русского чудо-человека».

Таким же «русским чудо-человеком» предстает и герой повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», воевавший на летописной реке Ловать, а затем очутившийся в лагерной преисподней. Перед нами предстает тот же Алеша Попович, тот же Василий Теркин, только в другой экстремальной ситуации – как бы «на том свете». Наш герой также никогда не ходит прямоезжей дорогой. Он жив той хитростью-премудростью, что заставляет идти в обход – припрятывать хлебную пайку в матрас или тайком добывать толь для обогрева. Он и на воле собирается жить в обход – красить под трафарет ковры, где тройка в красивой упряжи везет некоего богатыря. Причина, по которой Шухов так действует, заключается в том, что «прямую дорогу людям загородили» – загородили новые богоборческие властители, умело использующие противоречия русского религиозного сознания в своих целях. 

Шухов исповедует те же нравственные принципы, что и Василий Теркин – нельзя выжить, впадая в грех уныния и бесчестия. И даже о вере своей, древней славянской, он говорит с улыбкой и редким достоинством. Его Бог напоминает огненного Перуна («как громыхнет – пойди не поверь»), который  крошит убывающий месяц на звезды.

Василий Теркин и Иван Шухов – центральные образы русской литературы ХХ столетия, демонстрирующие способность уцелеть в страшной круговерти минувшего столетия. Ни отважный казак Михаила Шолохова, ни мудрый мастер Михаила Булгакова не имеют подобной перспективы – они обречены на смерть. Жизнестойкость Теркина и Шухова определяется своеобразными чертами национального характера, что присущи эпическому герою Алеше Поповичу – веселость, находчивость и смелость, не чуждая осторожности. Основу их миросозерцания составляет древняя языческая вера с культами Матери-Земли и Отца – небесного громовержца. И здесь главную роль играет волшебная наука волхвов – та самая хитрость-премудрость выживания, то самое умение оборачиваться и затаиваться до поры, до времени.

Общепринятая легенда о трех богатырях появляется накануне той катастрофы, которая раскалывает пополам ядро русской цивилизации. По большому счету, это Алеша Попович как носитель стародавней народной веры выступает против Ильи Муромца и Добрыни Никитича, олицетворяющих официальную религиозную и светскую власть. И низвержение с пьедестала конной статуи Александра III, и повсеместное разрушение православных святынь объясняется той двойственностью, той противоречивостью, что лежит в основе цивилизации, созданной на славянской земле усилиями варягорусов. Двойной чужеземный гнет запечатлелся в народной памяти, и ее современная стихийная реакция потрясла самые основы тысячелетнего царства.

 

Previous
Content
Next
 
Сайт лепил www.malukhin.ru